В четвертой главе ("Христианская этика и светское право") в (4,3) прослеживается некоторая ностальгия по законодательной регламентации всех аспектов жизни в социуме, как это имело место в древних (традиционных) обществах, не знавших прав индивидуумов. Не содержится попыток рассмотреть действительно непростой вопрос меры или баланса между степенью регламентации (необходимой для установления и поддержания порядка) и степенью личной свободы, без которой не может быть речи об осознанной вере и независимом мировоззрении.

Рассуждения о исцеляющей силе человеческих страданий, о том, что "добровольное страдание невинных за грехи преступников суть высшая форма искупления, имеющая своим пределом жертву Господа Иисуса, взявшего на Себя грех мира", были бы более уместны в курсе по аскетике, нежели в ОСК. Непонятно, каким образом "ущерб, нанесенный целостности божественного миропорядка, может быть восполнен через страдание преступника" (4, 2). Подобное объяснение слишком мистично для социальной концепции. Непонятно, почему следует отказываться от юридического принципа равной компенсации и от указания не на необходимые страдания преступника, а на необходимость элементарного возмещения пострадавшей стороне ущерба тем же преступником.

В (4, 9) христианину в определенных обстоятельствах дается санкция на позицию гражданского неповиновения. Причем не говорится, что предварительным условием такого поступка является призыв к нему паствы Священноначалием (почему-то это слово в тексте ОСК всегда начинается с прописной буквы). Это логически следует из предыдущих богословских рассуждений ОСК, но это означает и право на личную инициативу, несогласие с правящим режимом, можно сказать - на диссидентство, что является радикальным шагом в сторону признания прав личности. Хотя авторы доктрины вряд ли имели это в виду. Вероятнее всего, они рассматривали этот пункт ОСК как дальнейшую детализацию положения ОСК о праве Церкви (ее священноначалия) на призыв к гражданскому неповиновению.

В 5 главе ("Церковь и политика") содержатся рассуждения технологического порядка о возможности участия мирян в политике, но не высказывается никаких политических предпочтений. Не осуждаются, например, тоталитарные режимы, как это имеет место в социальной доктрине Католической Церкви. Такая осторожность обусловлена нежеланием вызвать раскол среди мирян по политическому признаку, хотя симпатии части духовенства к коммунистам должны были бы вызвать некоторую тревогу у руководства РПЦ. Важным моментом этой главы является то, что политические организации мирян не нуждаются в благословении со стороны высшего церковного руководства. Действительно, запретить мирянам заниматься политикой невозможно, т.к. РПЦ претендует на статус национальной церкви большинства российских граждан, и это означало бы отдать всю "политику" иноверцам. С другой стороны, РПЦ не хочет брать на себя ответственность за деятельность политических организаций мирян, чем и вызван отказ высшей церковной власти благословлять подобные организации.