либо смену базисной идеологической§ концепции (как то имело место после революции 1917 г.) на такую, которая более соответствует требованиям момента. В данном случае это предполагает больший простор стилевой диверсификации на периферии системы при достаточном иммунитете против нее системного ядра.

Второй вариант возможен при условии, что новое ядро сможет интегрировать и «приручить» постмодернистские импульсы культурного развития, легитимировав рост многообразия в смысловом горизонте единства. Только таким образом, установив «одностороннюю связь» между стабильным ядром и интенсивно дифференцирующейся периферией социального знания, можно на достаточно длительный исторический период направить эти импульсы в социально-конструктивное, или, по крайней мере, безопасное, русло.

Соответственно, дифференцирующий идеал должен не подменить собой идеал интегрирующий, как то происходит на Западе, а инкорпорироваться в него. Интегративный культурный идеал, т.о., должен использовать для своего укрепления энергию противоположного процесса (дифференциации), он должен, если использовать термин парусного спорта, «пойти бейдевинд», против ветра, используя встречное направление несущего потока. Иными словами, наша культура должна найти путь к принципиально новой степени синтеза интегрирующего и дифференцирующего аттракторов культурного развития и начать функционировать в режиме интеграции и дифференциации одновременно. В этом фундаментальном синтезе традиции и современности возможно, и состоит всемирная миссия российской цивилизации на современном этапе мирового развития.

Диагноз состояния социокультурной системы в России. В свете сказанного нам представляется, что современное (постсоветское) российское общество переживает состояние, которое в свете приведенных выше рассуждений может быт обозначено как «катастрофический постмодерн». Наша нынешняя социокультурная сфера характеризуется целым рядом сущностных черт постмодерна, которые возникли как результат или следствие катастрофических перемен, произошедших со страной в 90-е годы. Данные явления проанализированы и суммированы, в частности, в работах Н. Козина, А.В. Миронова и И.Ф. Кефели. К таковым можно отнести:

1) «идеологическую децентрированность сознания, которое, живя формами своей объективации, на этой основе децентрирует и хаотизирует всю ткань российской социальности. В итоге она получается никакой: в ней все становится возможным, ибо то сознание, которое живет и объективирует себя в России, не испытывает никаких ценностных и смысловых ограничений» .

2) «провозглашение абсолютной относительности и даже виртуальности любой иерархии и любых ценностей, даже нравственных. Более того,– отмечает Н. Козин,– в области культуры вообще была предпринята попытка перевернуть и превратить ценности в антиценности, а антиценности – в основные, доселе «скрытые» ценности» .

3) «Слом старых идеологических устоев отнюдь не означал утверждение новой, более прогрессивной и адекватной социальной реальности идеологической доктрины». В результате, напротив, воцарилась ситуация «идеологического абсурда или, если воспользоваться физическими аналогиями, идеологического вакуума. …Общественное сознание, будучи лишено идеологии и идеологических императивов, превращается в мечущееся сознание, в сознание «без руля и без ветрил» на пространстве собственной истории» .

4) «Потерю нравственных, политических, идеологических ориентиров… деформацию ценностных установок на добро, истину, справедливость, честь, достоинство и др. Идейная дезориентация стала массовым явлением, особенно в молодежной среде» .

5) «разрыв единого духовного пространства и утрате национального консенсуса по поводу базовых ценностей, ставших предметом общественной полемики и утративших статус «абсолютных ориентиров» .

6) «Итак, налицо смятение в умах, в общественном сознании, потеря идеологических ориентиров, поиск идеологического обновления. Ситуация усложняется еще и тем, что духовная дезориентация населения нашей страны, политико-идеологическое разочарование и апатия связаны с неожиданно быстрым крушением очередного социального мифа – на этот раз антикоммунистического, «либерально-демократического».

Указанные характеристики, ставшие сегодня «общим местом» публикаций на тему социально-политической и культурной ситуации в России, дают известное основание считать эту ситуацию постмодернистской. Вместе с тем, в отличие от «естественного» и устойчиво развивающегося западного постмодерна, этот постмодерн экстремален, поскольку он является не результатом постепенной эволюции культурно-идеологического ядра российского общества, а результатом его резкого, во многом искусственного слома.