Догмат о Боговоплощении, в свою очередь, неразрывно связан с учением о единосущии Лиц Пресвятой Троицы, что имеет первостепенное значение для понимания духовных основ иконы и ее почитания. Пришествие Господа Иисуса Христа, "единосущного Отцу по Божеству, и единосущна тогожде нам по человечеству", стало восстановлением реальной взаимосвязи между Богом и человеком. "Аз и Отец едино есма" Ин.10:30), — цитировали иконопочитатели Самого Господа, и вслед за тем слова, непосредственно относящиеся к иконе: "Видевый Мене виде Отца" (Ин.14:9). Моисей не мог видеть Бога: "Не возможеши видети лица Моего" (Исх. 33:20); Христос же и в Воскресении, и в Вознесении предстает перед учениками в своем телесном виде. Воплощение Его имеет не временный, а вечный характер, оно устанавливает постоянную и нерушимую связь между Первообразом и образом, иконой и Первоиконой. Иконообраз в человеке через Образ Божий Христа связан с Богом невидимым. И не просто связан, но через Христа человек имеет "доступ" к Отцу, — как учит апостол Павел (Еф.2:18;3:12). Образ Божий Христос становится для человека, подвигом очищающего свой иконообраз, тем конкретным путем, той "лествицей", которая возводит человека в горнии обители.

В-третьих, иконоборцы приводили возражения связанные с догматом о двух природах (и более поздним догматом о двух волях) в Богочеловеке Христе. Тем самым они фактически возобновляли христологические споры, полагая выступить в данном случае в качестве защитников чистоты православного вероучения. Согласно догмату IV Вселенского Собора (Халкидонского), в воплотившемся Сыне Божием Иисусе Христе пребывают два естества (две природы) в одном Лице (одной Ипостаси) "неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно". Исключительно важным аспектом догматического определения Собора было соотнесение естества (природы) и лица (ипостаси) в Богочеловеке: " .Никакоже различию двух естеств потребляему соединением, паче же сохраняему свойству коегождо естества, во едино лице и во едину ипостась совокупляемаго".

Опираясь на этот догмат, иконоборческий собор 754-го года провозгласил восемь "анафематизм" в адрес иконопочитателей. Наиболее важны из них две, именно в них раскрывается своеобразная иконоборческая логика.

"Кто осмелится начертывать на иконе ипостасное соединение двух природ и станет называть изображенное Христом и таким образом смешивать две природы — анафема". Анафема, как очевидно, возглашается потому, что в такой интерпретации иконоборцев икона становится выразительницей еретического учения монофизитов о "поглощении" человеческой природы во Христе Его божественной природой. Такое понимание иконы давало возможность приписать иконопочитателям совершенно несвойственное и неприемлемое для них мнение, что Божество описуемо.

"Кто будет изображать Бога Слова на том основании, что он принял на себя рабский образ, изображать вещественными красками, как бы он был простой человек, и будет отделять Его от нераздельного с Ним Божества, вводя таким образом четверичность в Св. Троицу, тот — анафема". Здесь же, несомненно, иконописание косвенно обвиняется в несторианской ереси, именно "отделявшей" человеческую природу во Христе от Его Божественной природы.