Надпись «Аллах велик!» на кафеле. Турция (XIX в.).

Хотя, конечно, и возможно установить лучший порядок для сур, чем тот, который принят в мусульманстве, я сомневаюсь, однако, чтобы когда-либо удалось предложить такое распределение, на которое единодушно согласились бы все сведущие люди; для этого недостает чересчур многих требующихся пособий».

Попытки «исправить» канонический текст Корана предпринимались неоднократно — как мусульманскими теологами, прежде всего шиитами и хариджитами, так и европейскими учеными. Можно вспомнить и «редакцию» Корана, принадлежащую перу соратника Пророка Абдаллаха ибн Масуда (ум. ок. 653 г.), и шиитский «список» с добавлением суры 115 «Два светила», и другие вариации. По словам отечественного ученого А. Е. Крымского, «благочестивый Зейд внес в Коран все записи, какие мог собрать, и не подвергал их критике. Но, как известно, Мухаммад часто свои приказания отменял, ссылаясь на то, что Бог посылает ему некоторые откровения лишь на время; отсюда в Коране Зейда явилось много правил, взаимно противоречивых — между прочим, по таким, например, существенным пунктам, как отношения мусульман к язычникам и иноверцам: в Мекке говорилось одно, в Медине — другое, более строгое. Кроме того, Мухаммад предупреждал, что некоторые суры нельзя понимать буквально: они имеют аллегорический, сокровенный смысл. Далее, сжатая, отрывочная форма Корана была вполне понятна только современникам Пророка, хорошо знавшим каждое событие, на которое Коран делал намек; но для последующих поколений многие места Корана делались уже непонятными по своей стилизации. Наконец, с течением времени делалось непонятным точное значение того или иного отдельного слова и выражения, употребленного Пророком. Поэтому рано осозналась потребность в комментариях на Коран — комментариях исторических, реальных, богословских, потом филологических и т. п. Однако комментарии Корана не всегда передают настоящую мысль Пророка: очень часто они ее искажают, и такое искажение датируется от самых старинных времен. Ибн Аббас, двоюродный брат Мухаммада (прозванный аль-Хабром — книжником, или первосвященником), явился главным источником коранического экзегезиса, хотя, казалось бы, ему трудновато было бы помнить о Мухаммаде что-нибудь отчетливо, ведь Ибн Аббасу было всего лет тринадцать или (по Масуди) даже десять, когда Мухаммад умер. Быть может, Ибн Аббас многого сам не понимал и лишь потому истолковывал неверно (например, еврейские слова и выражения), но гораздо чаще мы в его объяснениях находим извращения безусловно умышленные, сделанные ради благочестивого обмана или из нежелания признаться в своем неведении по поводу какого-нибудь места в Коране. После него его ученики и другие люди, ссылаясь на предание, в свою очередь неверно истолковывали Коран и, таким образом, извращали его. И у них, как у Ибн Аббаса, извращения Корана делались отчасти просто по невежеству, бессознательно, но отчасти и сознательно: нужно было приспособить предписания Мухаммада, рассчитанные на незатейливую, полукочевую обстановку, к более сложным формам цивилизованной жизни, какою зажил халифат, или желательно было обелить личность Пророка от нападок (по учению имама Шафи, сам Пророк разрешил в похвалах ему допускать преувеличения), или нужно было сектантам отыскать себе поддержку в авторитете Корана.