Однако новый удар постиг его. Совсем недавно, вскоре после того, как Будда обрёл Просветление, умер его первый учитель Арата Калама. Алара и Уддаха отошли от дел в общине созерцателей… Эти новости, пришедшие одна за другой, ошеломили Будду. Теперь ему нечего делать ни у тружеников, ни у созерцателей. Только его учителя могли понять всю красоту его учения, для учеников же он оставался лишь непокорным бунтовщиком.

Но нет! Он не бросит своё дело. Здесь, на берегах прекрасной Нираньчжары, живёт великий отшельник, огнепоклонник Касьяпа. Он и станет учеником Будды, первым и самым важным. Станет, ибо нет сильнее учения, чем учение Будды.

Однако огнепоклонник оказался твёрдым человеком. Целыми неделями Будда упорно трудился, чтобы завоевать расположение этого чрезвычайно строгого человека. Весь жар, весь дар красноречия употребил Будда, чтобы убедить аскета принять Истину. Но нет! Казалось, слова Благословенного пролетают мимо ушей Касьяпы. Даже на предложение поселиться рядом Касьяпа отвечал отказом, тщательно скрывая раздражение.

Но время шло. Постепенно Касьяпа смирился с присутствием подле себя странного аскета, тем более, что тот был чрезвычайно предупредителен и ненавязчив. И вскоре даже начал замечать, что ему доставляет удовольствие общество Шакьямуни. Но настоящий перелом наступил, когда оба отшельника отправились на другой берег Нараньчжары, чтобы собрать подаяние в соседнем поселении.

Будда был силён, ловок, отважен. Он умел стрелять из лука, отлично владел искусством боя и прекрасно бегал. Но вот научится плавать как-то не удосужился… Перебираясь вброд через реку, он и не подозревал, что это упущение может стоить ему жизни. Он уже почти добрался до середины, когда нога вдруг ушла в бездну… Будда потерял равновесие и с головой ушёл в бурный поток. С берега это видели, но помочь ему не смогли: люди были слишком далеко. И тут сам Касьяпа, который на каких-то пару шагов опережал Шакьямуни, резко обернулся на крик тонущего и, не долго думая, бросился в бурные воды. Почти сразу же он наткнулся на Будду, который пытался вынырнуть на поверхность. Бесцеремонно схватив его за волосы, Касьяпа мощными гребками направился к отмели…

Вечером, сидя у костра, оба отшельника уже дружественно болтали. Ибо ничто так не сближает людей, как спасение жизни другого. Касьяпа был поражён эрудицией своего соседа, но ещё более он поражался его ответам на самые, казалось бы, сложные вопросы, терзающие его уже множество лет. Всё больше и больше доверия высказывал Касьяпа Будде, всё внимательнее прислушивался к его словам. И всё менее привлекательным становилось для него своё учение, ибо Будда посеял семена сомнения в его сердце.

– Выходит, нет никакой заслуги мне, который столько лет усердно поклонялся огненной стихии и светилам? Всё это лишь мираж, невежество?

– Разве я говорил это? Нет, Касьяпа! Заслуга твоя велика. Ты покорил своё тело, ты постиг таинства стихий, ты заслужил себе блаженство. Однако как раз в этом и заключается беда! Следующая жизнь твоя будет воздаянием за праведность этой жизни. А разве тот, кто проводит свою жизнь в блаженстве и удовольствиях, станет вспоминать о практике? Нет, о Касьяпа! Поэтому ты просто прожжёшь эту жизнь, растеряешь свои заслуги, и снова вернёшься в то состояние, с которого начинал. Это замкнутый круг.

– Ничего не понимаю! Как же спастись? По-твоему, и благие деяния нисколько не приближают к истине, а только отдаляют от неё… Что же ты предлагаешь?

– Отказаться от деяний. И от благих, и от разрушительных. Не стремится к ним. Забыть о них. Отрешиться от самого понятия «благое» и «неблагое». Ничего нет. Всё – иллюзорно, Касьяпа.

– Как же это – отказаться от деяний? Разве ты сам пребываешь в бездействии?

Будда улыбнулся.

– Да, Касьяпа. Я работаю, я собираю пропитание, я беседую с тобой – но я ничего не делаю. Я не привязан к своим поступкам. Я не стремлюсь выполнять их. Понял ли ты меня?

Касьяпа задумался. Да, сложно понять этого философа. Никто до него не говорил такие слова.

– Разве можно ни к чему не стремится? Даже к постижению истины?

– Истина придёт сама, как только мы очистим сосуд, в который она может поместится. Да – постигнуть её – наша высшая цель, однако даже к ней мы не можем быть привязаны. Ибо привязанность – это путы, которые не дают нам идти по пути совершенства.

В тот вечер Касьяпа больше ничего не сказал. Он не спал всю ночь. Никогда ещё он не размышлял так напряжённо, как размышлял в этот раз. А к утру он созвал своих учеников, и вместо утренней практики на глазах у них обратился к Будде: