С другой стороны, негативному воздействию можно подвергнуться и при общении с обыкновенными мирскими людьми, имеющими "дурной глаз": они "неведомо для самих себя подключены к адским источникам", и через них происходит "передача токов адских" [Огненный столп: 72].

Как обладающая вредоносным магическим воздействием воспринимается мирская семья. В ранней (до 1993 года) идеологии Богородичного центра самым страшным врагом человека оказывается его родная мать: она околдовывает ребенка с помощью родового гипноза (вдохновитель которого - сам апокалиптический Красный дракон [РВ 1992с: 18]), "пробивает дыры" в его тонком теле, действует через него, подобно одержащему бесу, лишает его сил и здоровья, если это сын - то блудит с ним на духовном уровне, а иногда делает его самого колдуном [Береславский 1991а: 140; Береславский 1991с: 7]. В более поздних изданиях образ колдуньи - "большой мамы" - все больше соотносится не с земной матерью, а с "Супротивницей" - дьяволицей, своего рода антибогородицей [Береславский 1992: 68-80].

Наконец, колдовство видится в культуре и науке. "История КПСС… Лекцию читает отменнейший колдун… Бьет в точку страха смерти: не примет экзамен - ты погиб!… Гуманитарный колдун - степенный профессор… Его колдовство - социальное, общественное… Сатирик, выступающий на сцене… обобрал всех, вперивших в него взгляды… и часть наворованной энергии вернул аудитории" [Береславский 1991а: 124-125]. Писатели и поэты, по Береславскому - также колдуны, одержимые "Супротивницей", а их творчество - "литературно-философская психомагия". Например, колдуном он объявляет Пушкина, а изучение его на школьном уроке литературы приравнивается к "религиозной манифестации", "отправлению культа в церкви сатаны" [Береславский 1992: 68-69]. Примечательно, что Береславский проводит параллели между "еврокультурой" и радиацией, видя в них общее сатанинское начало и призывая "прозреть и увидеть прямую связь между музеем искусств и синхрофазотроном, институтом Пушкина и Курчатова. Основание того и другого - чрево голой блудницы, на котором служится черная антихристова месса" [Береславский 1992: 85].

В целом, вредоносность мира связывается с магическим воздействием, которому он подвергается со стороны врагов. Мир опасен, поскольку он заколдован, "испорчен", находится под проклятием прошлого - Сталина или "жупельного внушения" Ленина [ОЛ 28] и оскверняется колдунами в наши дни. Примечательно, что для апокалиптиков грань между временем, когда мир еще не был околдованным, и временем, когда он таковым стал, осознается довольно четко и совпадает с началом собственно эсхатологического хаотического времени. К примеру, согласно воззрениям Белого Братства, технические приборы приобретают особенно вредоносные свойства именно во время, предшествующее концу света, когда "усиливается натиск сатанинских сил" [Трехипостасный Лик 1993: 121]. А в прицерковной среде можно услышать мнения, что кодировать фильмы стали только сейчас [2], или что "его <сатаны - М.А.> все машины. Под тремя шестерками с семьдесят девятого года. <Соб.: Почему с семьдесят девятого года?> Потому что с семьдесят девятого года уже мир служит сатане. Как перестройка началась, и всё, уже сатанинское время" [3].

Антихрист и образ врага. Воцарение в мире антихриста является кульминацией апокалиптической катастрофы. Это время дальше всего отстоит от идеала, будучи его полной противоположностью. Роль антихриста или поддерживающих его сил приписывается деятелям, сообществам или явлениям, представляющимся наиболее одиозными.

Восприятие образа антихриста наиболее отрефлектировано в старообрядческой традиции, где он может представать как "чувственный" (когда под ним подразумевается какой-либо конкретный человек), "духовный" ("некий богоборный дух, воцарившийся в обществе") и "расчлененный" (когда признается, что он последовательно воплощается в ряд лиц, например, в русских императоров) [Мальцев 1996: 123]. Разумеется, было бы ошибочно утверждать, что восприятие антихриста в рассматриваемых эсхатологических моделях напрямую восходит к старообрядческой традиции, тем не менее, эта терминология, по сути отражающая тенденции к конкретному или абстрактному восприятию зла, представляется в отдельных случаях применимой и к материалу конца ХХ века. В рассматриваемых учениях присутствуют обе тенденции, нередко переплетаясь.

Как правило, если антихрист и отождествляется с конкретными личностями, это касается лишь исторического прошлого России (предположение о том, что антихристом является ныне живущее лицо, то есть, президент Путин [10], является скорее исключением). В одних случаях образ антихриста неотделим от обобщенного образа врага - сил, в которых апокалиптики видят угрозу для мира. Враги всегда связаны с властью (политической, экономической или религиозной) и перед концом света составляют большинство. Если же представление о враге выражено неявно, не персонифицирован и образ антихриста, в этом случае он сопоставим с "духовным" антихристом.